Димка! Димка! Светлая душа твоя, темные глаза твои. Сокровищница моей памяти полна воспоминаниями о тебе. И воспоминания эти подобны не тусклому фонарю или костру в ночи, а, скорее, свету яркой звезды, на которую только смотришь, и не рождается в сердце желания обладать ею, а только восхищение и радость, что видишь ее. Потому что обладание невозможно, а полюбоваться – всегда пожалуйста. Ты – такая звезда, Димка.

Это не похоже на признание в любви. Просто резвая память снова и снова показывает мне твой образ. Я не могу забыть тебя, Димка. Да и хочу ли? Нет той силы, что заставит меня забыть тебя. Эти воспоминания, этот вздох восхищения при взгляде на тебя, эта боль, моя теперешняя тоска по тебе – обо гораздо сильнее любви. Любовь предает. Моя память уже не предаст.

Димка! Димка! Сон и память смешивают пути и картины. Как это было? Крик восхищенной девчонки, и мой всплеск эмоций в ответ, и восхищение, и испуг (я себя знаю, могу вытворить и более грубую вещь, чем просто проявить закрытую внутри женскую сумасшедшинку), и черную гитару у тебя в руках, и песню.

Была, Димка, последняя песня. Был странный, задумчивый белый танец. Смелость моя, твоя светлая улыбка, мое легкое движение: давай. Это же белый танец. Были нежные руки, исследующие шею, плечи и спину и зарывающиеся временами в роскошный хвост, черный с серебряными нитями. Были мужские руки на женской талии. И лежала, сиротливо, печально, забытая черная гитара. Было? Не было? Димка, Димка, что за сон приснился мне в ту бурную ночь? И что снилось тебе?

Димка! Димка! Была боль узнавания моего клана, славянских богов, русичей, и рука Хорса у тебя на плече, плече ангела, и глаза твои полны пламени неземного. Было? Не было? Это не боль, это крик от сердца к сердцу – я узнала тебя, я знаю о тебе так много, ангел ты… Когда ты договорился с Хорсом, как он зажег в сердце ангела свой колдовской огонь?

Хорс знает, но скажет ли он мне? Откроет ли тайну твою темной колдунье? Ой, не факт. Может, информация от Хорса будет стоить столько, что и любопытство всякое пропадет. У тебя спросить? Это будет дешевле, ангел мой золотой, но знаешь ли ты сам? Правда, я могу задать вопрос так, что ты ответишь, даже и не зная ответа. Но что после этого останется от тебя?

Димка! Диска! Сон твой, не показался ли он тебе болью, жестокой шуткой, и даже слова твоего друга и побратима не смогли спасти от тревоги: «Это сестра моя. Ее любовь выше жизни. Если ты хочешь жить, – не дай ей ни единого шанса полюбить тебя». Ангел солнечный из Михаилова воинства, испугает ли тебя дева из бездны?

Или не передо мной все-таки был страх твой? Перед братом моим, чьи глаза стали бешенными при одном упоминании о том безумном сне: «Если ты хотя бы прикоснулся к ней…». Сердце мое велико, но нет в нем ангелу места. Ничего, кроме сладкого сна, не свяжет нас навеки, чтобы заставить забыть о своей природе ради любви. Солнечный мой, немало я еще могла написать о тебе, но увидимся ли мы еще хоть раз, Хорсов пащенок?

Сладкая боль, замирание желания, шепот обожания, песнь вдохновения… За все это я должна сказать тебе спасибо, и говорю, только услышишь ли ты меня? Сибирь мала, душа моя ненаглядная, золотой мой, огненный мой. Ох, и выскажет же мне Хорс, что тяну лапки к существу, находящемуся под его покровительством. Но я не боюсь. Я вообще мало чего боюсь, если подумать.

Но… Я не позову тебя, потому что не хочу увидеть страх в твоих глазах и услышать шепот твой: «Не подходи ко мне. Он убьет меня, если только узнает… Я не хочу умереть от его руки!» А раньше ты не видел таким моего брата. Ведь это был всего лишь сон. Уж он-то знает, как делают сны суккубы, как они приходят в твой сонный мир, чтобы пить твою жизнь.

Судьба связала моего брата с ангелом. Там, где я вижу прекрасную оболочку желанного мужчины, мой брат видит беззащитность. Может, у него и не хватит решимости убить тебя из-за меня, огненный. Но у меня нет его жалости, нет его приязни, нет твоей крови в моих жилах. Есть только прожорливая сущность суккуба, желающая убивать.